Мобильная версия для смартфонов и планшетов

Мир увлечений пестр и разнообразен. Один собирает старые открытки, другой — модельки авто. Третий — образцы трубочного пепла, четвертый — репродукции со Сталиным, пятый — ордена давно минувшей войны. Есть любители коллекционировать дензнаки, особенно иностранные, особенно действующие — прям порой до смертоубийства доходит!

У меня интерес скромный. Я собираю образцы абсурда. Ну, вот… Возрастное, наверное: вертится слово, а не ухватить. «Коллекция» — понятно, а вот куда марки лепят? — кляссер! Вот у меня кляссер с абсурдинками.

Не самое распространенное хобби, согласен. Зато в хорошей компании. Из предшественников и единомышленников могу назвать, например, Эразма Роттердамского и Свифта. Если поближе по времени, наверное, уместны имена Ионеско и Беккета — но это уже на любителя. Как по мне, так абсурд существует глубоко в языке и в принципе непереводим на другие наречия. Главное: отличать абсурд об бессмыслицы.

Поближе к нам — Даниил Ювачев, более известный как Хармс или Чармс. Тот и чуял диковинки, и сам был не прочь что-то загнуть. Из современников — конечно, Лев Рубинштейн. У Рубинштейна, кстати, есть замечательный пример: «Герцогиня N сошла с ума после того, как узнала, что ее дочь незаконнорожденная». Ну, почти. Еще лучше было бы так: «Бездетная герцогиня N…» и далее по тексту. Чудесная коллекция баек собрана в книжке фотографа Сергея Максимишина «Карта памяти».

Общий принцип абсурдного высказывания: части целого противоречат друг другу. Нередко это происходит из-за запрета (явного или подразумеваемого) на определенные слова и понятия.

Кому-то абсурдинки режут глаз, у большинства проскальзывают неузнанными. Работает инерция. И эффект масштаба. Это как воровать: если мелочь по карманам тырить — поймают, если составами — пойдет по другой категории, например, «отрицательных инвестиций». Или даже как «рост потенциала».

У нас это все не вчера началось. Общий вектор этого поветрия: не надо расстраивать граждан, называя происходящее, как оно есть! Ну и посыпалось: взрыв газа — «хлопок», пожар — «задымление», авария — «происшествие», а если без жертв — так и вовсе «ситуация». Рак стал «одним из распространенных заболеваний», наряду с насморком. Превращения понятия «война» всем памятны и еще не закончились.

Лингвисты внимательно отслеживают это явление и называют его «некроязык». Из-за повсеместности и широты употребления абсурд стерся и стал почти нормой. По крайней мере, он малозаметен. Невозможно перешутить правительство!

Патриарх Кирилл назвал храм - "духовной бензоколонкой". Зашел, заправился, заплатил и отчалил по своим делам... Вот мне (неверующему) для такой метафоры воображения не хватает.

Российский закон об иностранных названиях, на две трети написанный словами иноземного происхождения, — это забавно, но надо еще увидеть. Или вот: «Курганский городской суд назначил местному жителю штраф в одну тысячу рублей за размещение в интернете изображения сатаны…».

Тут как раз все прозрачно: дело не в том, что изображение не соответствует оригиналу, а в особенностях отечественного правосудия. Оно уверено, что организация не обязательно должна быть зарегистрирована, иметь руководителей, какие-то регламенты и органы управления. Поэтому курганца осудили за символику некоей сатанинской группы, наличие которой никто и не собирался доказывать.

Зато Совет Федерации одобрил инициативу РПЦ освящать банковские карты…

Неординарные современные подходы весьма причудливо цепляются за прошлое. Ну, например, был такой прекрасный писатель, Веничка Ерофеев, в 1970 году он написал отличную вещь - поэму «Москва-Петушки». Можно видеть в ней карикатуру, можно - апологию российского пьянства, не суть. Важно, что до Венички большинство россиян о существовании Петушков (на фото) и вовсе не ведало. Книжка стоит на полке. Популярность Венички понемногу используют в туристических целях, для привлечения в захолустные Петушки хоть каких-то туристов. Казалось бы. Ан нет! Владимирская епархия выступила с целым заявлением, обвинив покойного автора в «искажении светлого образа русского человека», деструктивности и пропаганде порока…

Прямо беда. Похоже, теперь русского человека можно живописать только в светлых, героических тонах. Или вообще лучше сосредоточиться на сюжетах экзотических, на казусах, предельно удаленных от родных осиновых реалий.

Вот, например, в Японии неожиданная проблема: пожилые заключенные после отбытия срока не хотят покидать тюрьму. В камере им всё мило и знакомо, а на воле — неведомо и страшно. И люди, их много! Местная пресса пишет, что японские з/к (особенно в женских тюрьмах) готовы доплачивать 130–190 долларов в месяц, только чтобы их оставили в покое, то есть на месте. Японцы задумались о природе преступления и наказания…

Вот это — про японских зэчек — точно ведь не про нас? Ведь правда?

Удачи вам!

Дмитрий Синочкин