Не всякий в тридцать семь начинает писать стихи. Лева Лифшиц почувствовал острую необходимость к «самоанализу в плоскости метафор» в середине 1970-х, когда «иные поэтические голоса замолкли, иные притихли». В молодости он дружил с Бродским, Рейном, Кулле, Ереминым, и ему хватало их чудесных сочинений. Но время пришло — Льва прорезался свой голос: лосевский.  

Первые стихотворения Лосева были опубликованы уже в эмиграции. Оказавшись в Штатах, он вдруг почувствовал тягу к поэтической рефлексии и филологическим дурачествам. Писал легко, непринужденно, на языке «дружеских врак», основами которого овладел во времена ленинградской студенческой юности и долго шлифовал в иноземье. Получалось примерно так:

Грамматика есть бог ума.
Решает все за нас сама:
что проорем, а что прошепчем.
И времена пошли писать,
и будущее лезет вспять
и долго возится в прошедшем.    

Книга, в которой представлена лирика Льва Лосева разных лет, полностью подтверждает сказанное. В ней — смесь времен и интонаций, мрачная веселость шута, который заставляет русскую грамматику корчить рожи и губошлепить. Поводов к тому — уйма, да и без поводов стих льется. Не зря же сам Лосев в одном из поздних своих стихотворений честно признавался, что  «поэтом быть приятно и легко». Его читателем, не скрою — тоже. 

Александр Пронин