1843
0
Елисеев Никита

Архитектурный оксюморон

Я вышел на станции Павловск, прошел туннель и вышел по ту сторону железной дороги, парк остался за спиной. Двинулся по Павловскому шоссе, плавно переходящему в улицу Архитектора Данини города Пушкина. Есть в российской топографии одна особенность, резко отличающая ее от западноевропейской.

В Европе городки тесно прилегают друг к другу. Пустых пространств между ними нет, но каждый городок четко отграничен. А здесь — по левую руку тянутся буераки, и кто знает, где ты: в Павловске, в Пушкине?

Сама-то улица Архитектора Данини пока, по сути дел, — шоссе. Слева (повторюсь) пустыри, заросшие травой и редкими деревьями, — сколько здесь можно всего понастроить! Справа — вполне ухоженная, городская аллея и современные дома из белого и красного кирпича с арочками и башенками. Я смотрел на них и прикидывал: что они мне напоминают? Какое ощущение вызывают?

Потом понял: детский конструктор… Детям дали составить дома из кубиков. Они и составили, милые такие домики. Аккуратно прорисованные. Ощущение было довольно сюрреалистическое. Потому что дома были нормального размера, обычные городские дома, но вот поди ж ты: детский конструктор.

В одном городе я испытал подобное же ощущение, когда увидел на площади две конные бронзовые статуи работы Евгения Лансере: «Сокольничий Ивана Грозного» и «Киргизская охота с беркутом». Довольно большие и динамичные работы, но казалось, что это — изящные статуэтки с письменного стола. Статуэтки были увеличены во много раз, но природы их миниатюрности это увеличение не изменило.

Я побродил по буеракам и пустырям вокруг улиц Ломоносова, Полевой и Архитектора Данини. Место — любопытное. Не то чтобы вавилонское, но постсоветское смешение стилей. Болотца, одичавшие малинники, репейники и наступающие на них городские современные дома, рядом деревянные домики за покосившимися заборами, за хорошей оградой — современные коттеджи, сделанные с огляд-кой на старину.

То вокруг дома из серого камня ярко-белая витая лесенка из фильма про дворянскую усадьбу, а то и сам домик сделан так, что видно: создатель крепко, в самое сердце ударен эпохой рококо. Розовый, с узкими высокими окнами, с колонками, правда, стиль нарушен весьма серьезно, не выдержан: одно окно на боковой стене — огромное, квадратное. И что? Тем он милее.

Мне это нравится. Мне нравится оксюморон в любом его виде, и архитектурном тоже. Самое сильное мое впечатление от архитектуры — Потсдамская площадь в Берлине с ее огромными, острыми, словно скалы, небоскребами. В один из таких небоскребов встроен сохраненный фрагмент прежнего здания: балкончики, купидончики, завитушечки, вросшие в небоскреб-скалу.

Это по мне. Покуда я шел к центру Пушкина по улице Ломоносова, думал и прикидывал, откуда все же ощущение дет-ского конструктора от новых современных домов, только что мной увиденных. Кажется, понял: от робости архитекторов. Им так проели плешь насчет «вписанно-сти здания в архитектурную среду», что даже там, где «архитектурная среда» — буераки и садовые участки, они испуганно рисуют башенку, закругленную арочку и чтобы, как на шкатулочке, не раздражая глаз, чередовалось красное и белое.

Современным российским архитекторам в чем-то повезло. До них строили такие бетонные коробки, что рядом с этими сооружениями из бреда малокультурного фантаста любой дом с минимальным архитектурным декором будет выглядеть красиво. А с другой стороны — не повезло. Люди до того рассердились на топорную угловатость новостроек, что любая попытка чего-то необычного, резкого, раздражающего глаз воспринимается не то что в штыки — в танковую атаку.

Вот так приблизительно я размышлял, топая по Ломоносовской улице, покуда не уперся в…  средневековую русскую крепость. То есть я понял, что это — стилизация. Не так уж я необразован, чтобы не понимать: в Царском Селе неоткуда взяться средневековой крепости. И не так уж я невнимателен, чтобы не заметить стилизации. Но стилизации безоглядной, отважной: все как полагается. Стены с бойницами, круглые башни по краям стен. Ау, псковский Кремль!

Я вышел на знаменитый Покровский городок, бывшие казармы лейб-гвардии 3-го Стрелкового полка, ныне Военный институт систем и средств обеспечения войск Военно-космической академии им. А. Ф. Можайского. Построили эту крепость в 1914 году по проекту архитектора Покровского. Покровский совершенно не боялся строить откровенную стилизацию под русское средневековье в городке, известном своими классицистическими и барочными ансамблями.

У него в мозгу не сидел испуг: а вдруг не впишется? Да и с чего там было куда-то вписываться? Пустырь был такой же, как и на только что пройденной мной улице. Я двинулся вдоль Покровского городка и сквозь ворота увидел в самом центре творения академика Покровского — огромное, черное, мрачное здание из стекла и бетона. Поздний советский конструктивизм. Он был более чем неуместен в сочетании с умелой изящной стилизацией под древнерусскую крепость.

Но мне даже это сочетание мрачного, угловатого, но мощного уродства и архитектурной изящной стилизации пришлось по душе. Как там писал Сергей Есенин, служивший санитаром неподалеку от Покровского городка — в Федоровском городке: «Розу белую с черной жабой я хотел на земле повенчать…» Потому что рядом с этой мрачной коробкой крепость становилась еще красивее. А мрачная коробка рядом с красивой крепостью делалась еще мощнее. Внимательному зрителю сразу виделось: крепость — игрушка, стилизация, а вот внутри нее нечто пугающе серьезное.

Я обогнул крепость, пошел вдоль нее к Софийскому собору. Увидел совсем новые дома. Они были аккуратные, с четко прорисованными фасадами. Такое впечатление, что фасады прорисовывала женская рука. Но не рука безумной и гениальной бабы вроде Захи Хадид, а старательной и добросовестной рукодельницы. Вроде как крестиком вышивала, очень точно, не возмущая глаз гипотетического зрителя ничем особенным и неожиданным.

У Софийского собора, построенного в 1780 году Старовым, я остановился, и не только для того, чтобы полюбоваться уменьшенной копией Софийского собора в Константинополе (Стамбуле). Я вспомнил дивную историю, странно ложащуюся на мои размышления о вписанности и невписанности. Первым настоятелем собора был Андрей Самборский. Человек вполне замечательный. Помимо священнической своей профессии он был еще ботаник и селекционер.

Жена — англичанка. Зять — Михаил Сперанский, первый кодификатор русского права. Самборский долго работал в Англии священником при русском посольстве. В Лондоне привык брить бороду и стричь волосы. Когда настоятелем Софийского собора в Царском Селе стал безбородый стриженый священник, он, как вы сами понимаете, не вписался в среду православного бородатого и долгогривого священства.

Иерархи направили петицию императрице: мол, бритый, стриженый священник — кощунство, надругательство и святотатство. Дескать, слышим грохот копыт коней Апокалипсиса. Матушка-императрица ответила в том смысле, что… нишкните и отстаньте от Самборского. Пусть ходит как хочет. Можете себе представить: ревнители как-то так притихли после окрика матушки-императрицы.

Вспомнив про то, как вписала Екатерина II безбородого священника в среду (чуть не написал: архитектурную) бородатого православного духовенства, я двинулся дальше, вглядываясь в новые здания старого городка. Или они были настолько умело сделаны под старину, что, ей-ей, не отличишь от настоящих, или то были все те же аккуратные, как крестиком вышитые, бело-красные кирпичные дома с арками.

Интересно, вот если бы кто-то взялся  объяснять Александру I, что арка Главного штаба, построенная Росси, явным образом противоречит пышному фасаду Зимнего дворца, а кто-то другой стал бы растолковывать Николаю I, что Новый Эрмитаж, построенный Леопольдом фон Кленце, сделан в совершенно ином стиле, чем все тот же барочный Зимний дворец? Что было бы?

Ситуация вполне фантастическая, никто бы и не рискнул. Но если бы разъяснили и растолковали, то и не было бы у нас ни арки Главного штаба, ни Нового Эрмитажа, а было бы что-то робкое, старающееся не входить в противоречие с «зимне-дворцовым» барокко. Конечно, мне могут возразить: что позволено Росси, то не позволено не Росси. Где у нас сейчас, спрашивается, не то что Росси, но хотя бы фон Кленце? Пусть уж хотя бы стараются попасть в тон прежней архитектуре.

Я, в свою очередь, спрошу: а откуда им взяться, Росси и фон Кленцам, если над архитекторами дамокловым мечом висит: «Вписывайтесь в архитектурный ландшафт»? Разбуди их среди ночи, они в полубессознательном сознании будут вычерчивать арочки и башенки, после чего со спокойной совестью заснут.

На Леонтьевской улице я приостановился у кафе «Жела». Столики на улице под тентом, запах шашлыка. И тут из-за угла кафе на меня вышла целая стая гусей и уток. Деловито гогоча, они обогнули меня и направились к лужку перед столиками под тентом пощипать травки. Я замер, так это было красиво, смешно, эксцентрично, неожиданно. Замерев, я обнаружил, что между столиками бродят куры, роскошные петухи и цыплята. Из дверей кафе вышел грузин. Я сразу понял, что это — владелец. Владельца узнаешь по походке.

«Это… ваши?» — спросил я, указывая на птиц. Грузин кивнул: «Да…» Мне стало интересно: «А для чего? Вы их режете для блюд?» Грузин, по-моему, обиделся на такую утилитарщину: «Нет… Зачем… Так, для красоты и веселья». Глядя на этих не вписывающихся в городской пейзаж гусей, уток и кур с петухами и цыплятами, я еще раз почувствовал, как не хватает современной российской архитектуре неожиданности, эксцентричности.

Вот этого самого, чтобы из-за угла городского дома на тебя вывернула стая гусей, и шикарный петух, стоя рядом со столиком в кафе на улице, не обращая внимания на машины и пешеходов, по-деревенски закукарекал бы. Откуда все это? С чего? Зачем? А так. Для красоты и веселья.

Никита Елисеев, литератор

если понравилась статья - поделитесь:

октябрь 2012

Новости компаний