Крепость заросла лесом, кустарником и легендами. Кто-то говорит, что это бывший шведский средневековой замок, что абсолютно неверно, хотя и … убедительно. Разрушьте любое укрепление, пусть из бывших бастионов растут берёзки — чем не развалины средневекового замка? Кто-то утверждает, что это бывшая петровская крепость — ближе к истине, но тоже неверно. Так или иначе, а место это, неподалёку от города Высоцка — поэтично. Военная крепость, врастающая в лес, трава, которая побеждает равелины — в этом есть настоящая красота.

Город с тремя именами

Один из трёх самых малонаселённых городов России. Держит почётное третье место по малонаселённости. На первом — якутский Верхоянск (там живёт чуть больше 700 человек). Второе — тульский Чекалин (там чуть больше 900). На третьем — выборгский Высоцк (1100). Бывший (в Российской империи) — Тронгзунд (что означает — узко-проливный), бывший в независимой Финляндии — Уурас (что означает — трудолюбивый), с 1948 года — Высоцк (в честь Героя Советского Союза, Кузьмы Демидовича (или Дмитриевича? — точно не установлено) Высоцкого, пулемётчика, погибшего зимой 1940 года во время штурма острова Пукинсаари, ныне — Козлиный остров).

Сначала (в ходе русификации топонимов Карельского перешейка) хотели назвать Петроостров — всё ж таки один из населённых пунктов, построенных Петром, потом подумали и решили увековечить фамилию героя-красноармейца. В усечённом, правда, виде. А то неловко как-то: герой он, конечно, герой и на Богословском кладбище похоронен, в отличие от других погибших, безымянных, бесфамильных, а то и безмогильных, но даже отчество героя запомнили неотчётливо, то ли Демидович, то ли Дмитриевич.

Тронгзунд и впрямь был основан Петром. В 1710 году, после взятия Выборга. Им же так и назван. По-шведски. Петра совсем и вовсе не волновали проблемы русификации вновь завоеванных территорий. Скорее наоборот: его очень волновала проблема дерусификациии той территории, которая досталась ему частью по наследству, частью в упорной династической драке. По таковой причине он давал своим новым городам иностранные имена. Чаще немецкие. Шлиссельбург, Петербург, Екатеринбург. Но и шведские попадались. Тронгзунд, например.

Среди всех петровских историй, как правило, эксцентричных и жестоких, даже если они смешные, меня более всего занимает одна: второй штурм Нарвы. Удачный, в отличие от первого. По захваченному городу носится Пётр и убивает русских мародёров и грабителей в военной форме. Утихомирив свою … орду, вооружённую самоновейшим европейским оружием, Пётр врывается в магистрат, где собрались зелёные от страха отцы города (их можно понять), вздымает над головой шпагу в крови и орёт: «Не бойтесь! Это — русская кровь!»

Почему он так поступил? Из человеколюбия? Ой, нет... Чего и помину не было у Петра, так это человеколюбия. Из соблюдения правил и законов войны? Того меньше... Из чистого прагматизма. Из соблюдения державного государственного интереса. Те, кого могли убить в Нарве, были ремесленниками, инженерами, да хоть европейски образованными купцами, корабельными мастерами. Они были нужны Петру и создаваемой им державе. Его задача была: на отсталую социальную структуру надеть, натянуть современную технику, науку, культуру, будто на своих приближённых камзолы и парики. Для этого нужны иностранные специалисты. А их убивают, что совершенно недопустимо.

Картина маслом. Допустим, индейцы берут штурмом железнодорожную станцию. Приступают к грабежу и прочему. Между ними мечется их вождь, не разбирая кого, кроет всех подряд томагавком с воплем: «Дебилы, бллл... Я вам что сказал? Медсёстер не насиловать! Инженеров не убивать! Кто вас, идиотов, лечить будет, дороги строить? Я вам сейчас все перья из причёсок повыдергаю!» Такой вот гипотетический аналог второго штурма Нарвы.

Петра трясло от ненависти и презрения к той стране, где чёрт догадал его родиться с умом и талантом (а человеколюбие, сострадание, эмпатию в нём начисто выжгли годы его жуткого детства). В минуту злой и печальной откровенности он говорил: «Я хотел бы быть английским капитаном, а не русским царём». Поэтому и новые свои города он называл иностранными именами. Вот и новый небольшой порт на берегу узкого пролива он назвал по-шведски: Тронгзунд — Узкий Пролив.

Второй номер

Но крепость построил не он. Была небольшая береговая батарея, поскольку до 1809 года Россия ещё дважды воевала с Швецией, в 1740 и в 1786—1790, но строить крепость, зачем? Соваться в абсолютно необустроенную дикую местность, какой был Карельский перешеек до строительства железных дорог во второй половине XIX века, это ж сколько людей надо положить. Это у Петра человеческий ресурс был немереный. И тратил его Пётр так же немерено. Никого не жалел: ни себя, ни других.

И то: «Не жалко двуногих, кому их возня важна, антр ну суа ди? Я также не нужен. Не жалко меня, хоть пропадом я пропади...» Крепость стали строить в 1864—1867 годах, когда после Крымской войны российские адмиралы выяснили: есть такие корабли на паровом ходу, от ветра не зависит и железом обшиты, с лёгкостью осуществят высадку на любом побережье. Тогда и стали строить береговые крепости вблизи от столицы.

Иное дело, что выстроенная мощная (по остаткам видно) крепость Тронгзунд в военном отношении не пригодилась абсолютно. Уже к началу первой мировой её стены (мощные для 1867 года) прошибались тогдашней артиллерией спроста. Поэтому к началу войны крепость, которую строили три года, была разоружена за ненадобностью. Бои на ее территории велись в 1940 году, когда она уже была заброшена. Так что поэтичные руины крепости — недавние, и сама она не такая уж древняя, а выглядит (повторюсь) будто средневековый замок, вот-вот и призрак рыцаря промеж берёзок проскачет.

Славна эта крепость еще тем, что в 1897 году помощник Александра Попова, Пётр Рыбкин (1865—1948), провёл здесь удачное испытание радиосвязи. Это меня всегда обижает. Все знают, что был такой русский изобретатель радиосвязи, Александр Попов. Спорят, кто раньше изобрёл: он или итальянец Маркони. А то, что у Александра Попов был верный и умелый помощник, его правая рука, чтобы не сказать, его руки, почти никто и не знает. Конечно, Пётр Николаевич Рыбкин был человек скромный. Такой Ватсон при Шерлоке Холмсе. Всё сделал, чтобы после смерти Попова остаться в его тени. Его достижения пропагандировал, а свои ни-ни.

А он был техническим исполнителем заданий Попова. Без него ничего бы не получилось. Это ему Попов написал письмо от 21 июня 1897 года, мол, обратите внимание на доклад Приса в Королевском научном обществе в Лондоне об аппаратуре итальянца Гульельмо Маркони. Пётр Николаевич Рыбкин и обратил. Это Рыбкин проводил эксперименты и отчитывался о результатах Попову. Второй номер, но без этого второго номера первому ничего бы не удалось. Подающий ленту пулемётчику весьма много решает по ходу боя, по ходу дела. А его, как правило, забывают. Обидно.

Номер первый

Вообще-то, по нынешним временам махонький городок Тронгзунд—Уусар—Высоцк в Выборгском районе Ленинградской области — номер первый среди населённых пунктов вдоль берега Финского и Выборгского заливов. Там расположен крупнейший нефтеналивной терминал Лукойла. Суда, гружёные нефтью, отходят именно оттуда. Из самого дальнего далека Выборгского залива видна вышка над Высоцком, из которой бьёт пламя.

Всё верно. Петровская модель работает. Для чего Пётр рвался к морю? Чтобы экспортировать сырьё: хлеб, лес и прочее, необходимое Европе. На деньги, полученные от продажи сырья, создавать армию и флот, оснащённые современным оружием, содержать полиции, явную и тайную. Вести любую политику, агрессивную, захватническую, какую угодно. В ответ на некоторое недоумение, нога на ногу и свысока: «А есть вы что будете? Хлебушек-то наш...» Сырьё было и осталось стратегическим оружием, построенной им державы в стране, которую он ненавидел и презирал, которую хотел был пересоздать, да вот (если подумать) нимало не пересоздал, подогнал мощный фундамент под то, что хотел уничтожить.

А факел над Высоцком горит красиво, если плывёшь на лодочке вдоль островов залива, на которых когда-то жили люди, стояли дома, а нынче лес, да туристы с рыболовами — залюбуешься.