Пусть всегда будет завтра

Вот что это было? В промежутке в шесть десятков лет, мелькнувшем между двумя фотками?
Откопал в столе пачку старых снимков. Повезло: папа был активным фотолюбителем, снимал много и охотно. Аппарат имени Дзержинского. И потом как-то складывалось, что рядом постоянно оказывался кто-нибудь с камерой. В общем, путь от сперматозоида до шеф-редактора документирован весьма подробно. И это хорошо, потому что я собственным прошлым не очень интересуюсь. Просто не понимаю, кому и зачем это может быть нужно. Дневников не заводил. Как мемуарист — безнадежен. Все обрывками, стробоскоп впечатлений. Как выглядел, к примеру, «секретик» в песчаной лунке во дворе общаги на Прибытковском — вижу в деталях. А вот о чем мы спорили с Германом Грефом после банкета (есть фотка, а то бы не вспомнил) — стерлось начисто. Фольга и кусочек значка под поцарапанным стеклышком — важнее?
А теперь получается классика жанра. Вот старт, вот финиш, пора оценивать пройденный маршрут, подводить итоги — и прочая лабуда.
Как по мне, так между ними разницы нет вообще. Ну, или почти нет. Что и подтверждает беспристрастная фотография.
Кстати, у этого милого младенца слева шансы попасть в объектив были весьма призрачными. В моего будущего отца пять лет палили из разнообразных видов оружия: сначала на Ленинградском фронте, потом под Москвой, потом, кажется, на Белорусском, потом под Прагой… Пару раз даже попали, но не фатально. Маму с сестрами вывезли из блокадного Ленинграда, войну они перебивались в Киргизии. Уже появившись на свет, я подхватил какую-то легочную больничную инфекцию, с которой доктора боролись несколько лет… Но если судить по выражению лица, все это не важно. Потому что впереди — бесконечный веер возможностей!
И ни одна из них не значит больше другой.
Ровно как и сегодня — см. фото справа. Это мы заехали к старым друзьям в Агалатово, в кафе «Белое солнце пустыни». На следующий день оно сгорит. «Такие дела», — сказал бы Курт Воннегут.
Под шиповником расцвели крокусы. Путин встретился с Ким Чен Ыном. Вдоль проселка в Колокольцево ветер поломал деревья. Черного кота из моего детства звали Мартин. Мартин Лютер Кинг, если полностью.
Наверное, все же есть некий вектор, ниточка, на которую нанизаны разноцветные стекляшки. У меня иногда (не всегда, конечно) получается переводить картинки в слова. Тогда они остаются в… В чем? Сейчас это назвали бы «облаком». Вернадский называл ноосферой. В общем, остаются.
Для этого слова надо правильно уложить. Одно за другим. А чтобы не потерять это чувство порядка, почему-то (право, не знаю почему) надо быть свободным от прошлого.
У вас ведь тоже есть старые снимки? Откопайте, сдуйте пыль, посмотрите. И глубоко внутри шевельнется, оживая, мальчик на санках: колючий шарф затянут под подбородком, уши прижаты плюшевой шапкой, а вверху — морозные звезды вперемешку с продолговатыми фонарями. Или девочка с косичками, затянутыми слишком туго. Правая туфелька с облупленным носком. И резинка перекручена, но это неважно, потому что начинается невообразимо длинный летний день. Круглая банка из-под гуталина дребезжит по меловым квадратам.
Вот только не надо спрашивать: «Зачем?» Звенит — и довольно с вас.
Миллиарды цветных оцифрованных снимков закинуты в виртуальную паутину, мертвым грузом, без всякого смысла. Нас не переделать, мы верны бумаге. На ней проступают лица. На нее ложатся единственно верные слова. Одно за другим.

Удачи вам!