Последняя ясность

Добивают детали. 
Российский МИД 24 марта вылез с грозным заявлением: у соседей царит анархия! В поезде Москва—Кишинев повстанцы в форме УПА ограбили и избили русских и молдаван. «Украинский МВД отказывается расследовать преступление».

Пошли искать первоисточник. На независимых новостных порталах 23-го — тишина, 22-го — тоже. Наконец, крохотная заметка от 21 марта: пассажирка, гражданка России, обнаружила пропажу сумочки. 140 долларов и 10 тысяч рублей — тю-тю. Она, натурально, к проводнику. Тот, по ж/д связи — в милицию. В Виннице зашли двое, патрульный и следователь (барышня). Сели писать протокол, за 5 минут стоянки не успели, поехали до Жмеринки.

Все.

Ну, ладно, какой-нибудь Киселев или Мамонтов, а то ведь целый министр, внешнее лицо моей страны. И в «Огоньке» публикуют это позорище, про повстанцев.
И так во всем, до мелочей.

Я когда-то, читая хлесткую фразу то ли Бродского, то ли Синявского: «У меня с советской властью разногласия не политические, а эстетические», — думал, что это метафора.

Ничуть. Когда Самый Главный в ходе пресс-конференции на Самом Главном телеканале врет, глядя прямо в глаза мне и еще нескольким десяткам миллионов: «Нет в Крыму российских  военных», — это не то чтобы удивляет (у меня и раньше иллюзий особых не было), а как-то… смущает, что ли. Дискофморт. Рушится связная картина мира.

«Если бога нет, то какой же я после этого капитан».
Вот если эти, с камерой, называют себя журналистами, то я — кто?
Натурально, «пятая колонна» и национал-предатель. Потому что 54% соотечественников считают: при освещении важных вопросов можно искажать информацию! Если это в интересах государства.

Ну и ладно.

Прояснилась ситуация, как в мартовском лесу, в безветрие, когда каждая веточка отдельно.
Кстати, если уж начистоту: в России как раз и нет государства. Власть — есть, это безусловно. А вот государства, чтобы там про бесплатную медицину, или образование приличное, или чтобы полицейского человек не пугался больше, чем бандита, — этого нет. Или почти нет. Остаточные явления на низовом уровне.

Внучка пришла из школы: нам, говорит, вручали октябрятские звездочки с профилем Путина. Огорчились мы, но поверили. Через пару часов призналась: разыграла! С 1 апреля! То есть фактически нас лишили праздника. Раньше говорили: нет такого инструмента, чтобы не сошел еврею за фамилию. А теперь: нет абсурда, который не мог бы стать указом или законопроектом. 

У меня ведь защита слабенькая. Моя малая родина — русский язык. Возможно, умение связывать слова. И выбирать точные, чтобы передать то, что я вижу и понимаю. Только и всего. И это, оказывается, нужно какому-то количеству людей: они даже деньги готовы потратить и журнал купить. 
Тут какая беда: это умение почти невозможно продать на сторону. Как только начинаешь, искусственно себя подогревая, гнать то, во что не веришь, — такая лажа получается! Слова кривые, синтаксис вывернутый. Даже если за деньги. И даже если большие. Впрочем, большие не предлагали, так что не уверен.

Ну, и зачем оно все, при таком раскладе?

Надо как-то сохранять оазис «гамбургского счета». Это Виктор Шкловский придумал, в начале века. Мол, цирковые борцы поддавались друг другу по очереди, а раз в год съезжались в Гамбург и в каком-то трактире при закрытых дверях боролись. Чтобы выяснить, кто на самом деле сильнее.
Потому что возражать абсурду бессмысленно. Как спорить с ним на его территории, в искаженном мире, где воспаленные жидо-бандеровцы палят в своих из «драгунки»? 

Нужна территория правильных, трижды проверенных цифр. Научимся обходиться без Росстата. Нужна журналистика фактов. Потертые, надежные слова, которые не предадут. И люди, конечно, люди. Заглянешь в телик — рожа на роже! А начнешь котят в хорошие руки пристраивать — и столько приличных людей вокруг.

Или уж во «внутреннюю эмиграцию». Где щелястый домик, серый песок и лодка покачивается у причала. Мы, мое поколение, это умеем, нас долго учили.
Но это, если честно, не выход.

Удачи вам!