Товарищ-князь

Некоторыми из своих знакомств я очень горжусь. Например, знакомством с жителем Выборга Михаилом Ефимовым. Один из самых талантливых, умных и образованных людей, которых я когда-либо знал. Сфера его профессиональных интересов невероятно широка: от истории музыки до истории города Выборга. Но главная, осевая его тема: жизнь и творчество Дмитрия Петровича Мирского (Святополк-Мирского). Сейчас будет долгое перечисление, из которого вы поймете, что этим человеком нельзя не заинтересоваться: князь, прямой потомок (по материнской линии) Екатерины II, сын либерального царского министра внутренних дел, фронтовик с 1914-го по 1920-й (сначала в русской армии, потом в белой), эмигрант, крупнейший славист в Англии, автор базовой для западных славистов книги «История русской литературы», написанной в 1927 году, переведенной на русский в 1992-м, евразиец, английский коммунист, «возвращенец», советский критик и историк литературы, составитель двуязычной антологии английской поэзии (ее, к примеру, штудировал в ссылке Иосиф Бродский)... Наконец — колымский зэк, умерший в бараке для доходяг, перед смертью в бреду читавший солагерникам лекцию о Пушкине.

Почему я написал про личное знакомство с исследователем его жизни и творчества, Михаилом Ефимовым? Потому что нет вопроса, который вызывал бы у него такую тихую, сдержанную ярость, как вопрос: «А зачем Мирский в 1932 году вернулся в СССР?» Это понятно. Все равно что, не обращая внимания на «Горе от ума», допытываться у биографа Грибоедова: «А почему он поехал в Персию, выбивать контрибуцию и добиваться освобождения пленных грузин и армян?» Первая монография Ефимова про Мирского была посвящена его творчеству. Сначала узнаем, что этот человек сделал, а уж потом — как он жил. Теперь Михаил Ефимов вместе с автором первой английской биографии Мирского, Джерри Смитом, написал биографию «товарища-князя» (так Мирского стали называть после того, как он стал коммунистом). Здесь уж волей-неволей придется отвечать на вопрос: почему вернулся? Он понимал, что едет на смерть, это зафиксировано его подругой, классиком английской литературы ХХ века Вирджинией Вульф, в дневниковой записи о последней (предотъездной) встрече с Мирским. Он понимал, что его анкетные данные (князь, сын царского министра внутренних дел, белогвардеец) для СССР — пункты обвинения. Более того, он понимал, что его марксистская идейность для национал-большевистского, сталинского СССР не очень-то ко двору. В письме к Горькому (а того, что эти письма перлюстрируются, не мог не знать) пояснил: мол, стал коммунистом не из патриотических соображений, но… революционных. Мировая революция, а не великая российская держава, — вот что главное. Кем-кем, а дураком товарищ-князь не был. И почему же он сунулся к черту в зубы? Самое удивительное, что в биографии Мирского, написанной Ефимовым и Джерри Смитом, на этот вопрос ответа нет. Его и быть не может.

Судьбоносные, героические решения принимаются большими, крупными людьми по непонятным для нас причинам. Для чего он вернулся в СССР на верный арест? Может, для того, чтобы спустя много лет после его гибели молодой сосланный поэт смог прочесть в им составленной антологии Одена и Спендера?

Ефимов М. В., Смит Дж. Святополк-Мирский. — М., Молодая гвардия, 2021. — 702 с.

Кто нам нужен...

Ученик Юрия Лотмана Глеб Морев написал книгу о двух очень важных эпизодах российской культуры (и политики) ХХ века: о деле Осипа Мандельштама и о том, как выдавливали и выдавили за границу Иосифа Бродского. Книга хоть и названа поэтически: «Поэт и царь» — строго документирована, фактографична, графична, если можно так выразиться. Только линии, а уж расцветить эту строгую графику может любой читатель. Для меня двумя пуантами, болевыми точками повествования оказались такие эпизоды. Мандельштам после ссылки рвется в большую литературу, живет на птичьих правах в Москве, бомбардирует редакции журналов письмами и стихами. Житейски мудрая жена ему советует: не надо бы. Уедем в Старый Крым, забьемся в норку, будешь переводить, рецензии писать — проживем. Не напоминай о себе, пусть забудут. А он не слушается советов, продолжает напоминать о себе. И оказывается на Колыме. Это — первый пуант. Второй — письмо Бродского Брежневу. Достойное, благородное, независимое. Предоставьте мне возможность существовать в русской литературе, заниматься тем делом, которое я — ей-ей — неплохо делаю. Оба эти пуанта связаны, верно? Талантливые, яркие, умные люди обращаются к тусклой, тупой, жестокой власти — за что вы нас гробите? А власть — по сути дела — отвечает: нам яркие, талантливые, умные не нужны. Нам верные нужны. Тупые, тусклые. Жестокие.

Морев Г. Поэт и царь. Из истории русской культурной мифологии: Мандельштам, Пастернак, Бродский. — М., Новое издательство, 2021. — 128 с.

Ненависть

Он был поэт par exellence. По существу, по самой своей житейской или бытийной сути. Уже хотя бы потому поэт, что до 1982 года (а умер он в 1961 году) у него не было ни одного печатного издания, а стихи его в Ленинграде знали наизусть. Роальд Мандельштам (1932–1961). Друг первых андерграундных художников СССР: арефьевцев. Совсем недавно обнаружились его рисунки, автографы его стихов и новые стихи у сына его друга, Вадима Преловского. В связи с этим издательство Ивана Лимбаха выпустило второе, исправленное и дополненное издание его стихов, в котором не только стихи, но и переводы, рисунки, дневниковые записи, отрывки из писем. Издание снабжено предисловием Бориса Рогинского, его же статьей о рисунках поэта, его же комментариями, послесловием Данилы Давыдова. В предисловии меня будто током дернул один эпизод. Друга Роальда Мандельштама, Родиона Гудзенко, допрашивает чекист, чтобы оформить дело, a propos говорит подследственному с улыбкой: «Этого вашего Роальда мы трогать не будем. Этот жиденок сам сдохнет...» Это ж как надо ненавидеть поэта, умирающего от костного туберкулеза, чтобы вот так сказать? С улыбкой... Человек (умирая от костного туберкулеза, руки как палки, еле двигается) пишет стихи: «Я не знал, отчего проснулся, но печаль о тебе легка, как над сводом стеклянных улиц розоватые облака. (…) И не надо мне лучшей жизни, большей сказки не надо мне — в переулке моем булыжник, словно камни в полях Моне». Мы же сами ответили на свой вопрос. Вот за это и ненависть. Здоровущий, кровь с молоком, карьерист никогда так не напишет. Он вообще ничего не напишет, кроме протоколов допросов.

Мандельштам Р. Собрание стихотворений. — СПб., Изд. Ивана Лимбаха, 2021. — 520 с.