1250
0
Елисеев Никита

«Перелом» зимы

Почему июль — макушка лета, а январь никто не назовет макушкой зимы?
А потому, наверное, что зима одинакова, как смерть, как вечность. Застыла и стоит, а лето — разное, как жизнь. Если и чувствуются нами какие-то изменения в зиме,
то это не макушка, а… перелом. В конце января он уже ощутим. Как там
у Дмитрия Быкова: «Ну и где триумфальный блеск, льдистый хрустальный лоск?
Солнце над ним водружает крест, плавит его, как воск!»

Работник

Вот с него мы и начнем. Со сборника его публикаций в журнале «Русский пионер»: «Песнь заполярного огурца». Знаете, почему многие так ненавидят Дмитрия Быкова? А он — живой укор нашему ленивому социуму. Он — работник, из тех, для кого работа и жизнь — синонимы. «Песнь…» тем и поражает: не только количеством написанного, но и… жанровым разно-
образием. Новеллы, фантастические, мистические, исторические; язвительные фельетоны, рывком выводящие тему на куда более высокий уровень, чем просто фельетонная усмешка; киноведческие рецензии, литературоведческие статьи, все тем же рывком вырывающие себя за пределы только литературы или кино. О литературоведческих статьях Быкова стоит поговорить особо. Во-первых, их интересно читать. Они построены как остросюжетные новеллы. Читатель ждет, что' за следующим поворотом текста, — и, как правило, не обманывается. Во-вторых, подкупает стиль. Разговор, беседа, которая умелым перещелком тумблера переводится в иной регистр, едва ли не одический. В-третьих, Быков владеет всем инструментарием современной филологии. Для него не чужие слова «инвариант» или «семантический ореол метра». Почему же его литературоведческие статьи производят впечатление… старомодных? Потому что он не чурается ни социологии, ни историософии, ни личных интимных впечатлений. Он перетаскивает в свой арсенал чугунные ядра всей предшествующей ему русской критики, и народнической, и импрессионистической, и символистской, и — даже — марксистской. Но это не эклектика, господа. Высокий, плодотворный синтез.

Песнь заполяр­ного огурца.
Быков Д. Л. —
М., Эксмо, 2019.

Исповедь

По контрасту. Поскольку нобелевский лауреат Чеслав Милош (1911–2004) во всем противоположен Дмитрию Быкову. Быков весь в стихии юмора, иронии. Чеслав Милош насмерть серьезен. Подпольщик в Варшаве во время войны;
признанный поэт в первые годы коммунистической власти в Польше и работник польского дипкорпуса; эмигрант, окруженный стеной недоверия большей части польской антикоммунистической эмиграции; американский профессор — зигзаги судьбы не способствуют улыбчивости. В 70-х годах Чеслав Милош в Калифорнии, на пике Гризли, в свободное от преподавания время пишет книгу «Земля Ульро». В 1977 издает. В 2018 году эту книгу перевел на русский язык Никита Кузнецов. Что это за книга? А вот так и не скажешь, не очень-то определишь жанр. Философский трактат? Нет, хотя Чеслав Милош хорошо философски подкован, но где это в философском трактате вы найдете воспоминания о детстве в Литве (тогда Польше), о гимназии и университете в Вильно, о встречах и беседах с Витольдом Гомбровичем? Мистическое сочинение? Вот уж точно нет, хотя автор с уважительным сочувствием пишет и о мистике Мицкевича, и о трудах Сведенборга, Блейка, и своего дяди, польского шляхтича, французского поэта-теософа, первого посла независимой Литвы во Франции Оскара Милоша, но видно, что никакого личного мистического опыта у Чеслава Милоша и помину не было. Он, может, и жалел об этом, но чего не было, того не было. Исповедь? Да. Это ближе всего, но это странная исповедь. Философская. Исповедь человека, не столько дающего ответы, сколько задающего вопросы. В особенности такой: как же получилось, что эпоха Просвещения, торжествующего разума, всеобъясняющей научности завершилась такой катастрофой человечности, таким варварством, как Колыма и Освенцим? Странная книга, завораживающая. Глубокая.

Земля Ульро.
Милош Ч. —
Пер. с польск.
Н. Кузнецова. —
СПб., Изд. Ивана Лимбаха, 2018.

Чудо

Вот поэт, который пришелся бы по душе Чеславу Милошу. Идейно и эстетически. Впрочем, он и Дмитрию Быкову близок. Юмором, приглушенной иронией. «Геликон Плюс» продолжает издавать наследие верлибриста Геннадия Алексеева (1932–1987), поэта и архитектора. «Неизвестный Алексеев. Послекнижие: неизданные стихи и поэмы. 1973–1977». Как раз те самые 70-е, когда Милош задумал, начал писать и написал свою исповедь. (Год издания — 1977.) Рифма судьбы, потому что тема «Земли Ульро» и верлибров Геннадия Алексеева, в общем-то, одна. Люди ХХ века забыли о чуде. Их мир плосок, лишен глубины, лишен спасительной волшебной неожиданности. А на чуде-то мир и стоит, как на праведниках и поэтах. Вот потрясающий финал одного верлибра: «Может быть, я все же бессмертен? — подумал я. — Всякое бывает».


Неизвестный Алексеев.
Послекнижие: Неизданные стихотворения и поэмы.
Алексеев Г. И. — СПб., «Геликон Плюс», 2018.


 

если понравилась статья - поделитесь: